С МЕЧТОЙ
О ВОЗРОЖДЕНИИ

РУБРИКИ
Древние цивилизации
Философия
Психология
Искусство
Астрология
Наука
О «Новом Акрополе»
История
Здоровье
Дизайн и мода
Общество
Педагогика
Отдушина
Мифология
Наука путешествовать
Есть многое на свете...
Х.А.Ливрага. Все статьи
Делия Стейнберг Гусман «Сегодня я увидела...»
Список всех номеров журнала (1997 - 2005 гг.)

Контакты
Где купить
Наше кредо
АРХИВ НОМЕРОВ


ПОИСК СТАТЕЙ


__________

___
___
 
 

 

© «Новый Акрополь»
1997 - 2013
Все права защищены

 

 

 


Анна Кривошеина

БУДУЩЕЕ ГЛАЗАМИ КЕЛЬТОВ,
или ВОЗВРАЩЕНИЕ ОССИАНА

Долго жил Ойсин в Стране Юных, куда его увезла прекрасная Ниам, но потом все же возвратился в Ирландию. Одни говорят, что миновали сотни лет, другие — что тысячи, но, сколько бы лет ни миновало, для него они пролетели быстро.


Согласно древней ирландской легенде, на земле некогда существовали братства фениев — «священные отряды», которые охраняли земли Ирландии от сил тьмы и разрушения. Велика была сила этих отрядов, ибо каждый из воинов был образцом чести, силы, мужества и храбрости. И одними из самых доблестных были Финн, вождь фениев, и его сын, великий воин и поэт Оссиан (Осийн, Ойсин). Случилось так, что Оссиана полюбила за силу и красоту прекрасная сида Ниам, и он ушел за ней в страну Вечной Юности, Землю Обетованную, и потому не видел, как закончились дни фениев, как уходили его братья и любимые друзья. Но однажды его сердце затосковало по ним так сильно, что не было ему спокойствия в стране Блаженства. И хотя сида говорила ему, что на земле Ирландии все давно переменилось, он решил вернуться — повидать Финна и фениев. Тогда сида дала ему белого коня и заклинала об одном — чтобы он не сходил с него на землю, ибо тогда он превратится в немощного старика и не сможет вернуться назад.

Оссиан попрощался, и белый конь — вестник мира Иного — перенес его через моря и века. А там, посмотрев вокруг, он не нашел и следов Финна. Священные рощи, дарившие счастье, таинство, вдохновение, давно вырублены, от крепостей, бывших твердынь Ирландии, не осталось ничего. Да и люди, поодиночке, опасливо подходившие со всех сторон к Оссиану, стали маленькими — по сравнению с ними великий воин был гигантом.

«Повернулся он лицом к Алмуин — а там ничего не осталось от великой крепости Финна... ничего, кроме крапивы. Страданием исказилось лицо Осийна, и он вскричал: Горе мне... Недобрым было мое возвращение! Силы покинули меня, потому что нет больше воинства Финна. Горе мне! Пережил я Финна, и нет мне радости в играх и музыке. Почему не умер я вместе с фениями?»

А когда он увидел древний камень, в который вместе они опускали руки, и он был полон воды, — забыл обо всем на свете, спрыгнул с коня — и в мгновенье ока постарел на все те годы, что прожил в стране Юных, и конь убежал от него.

Люди отнесли его в дом святого Патрика, здесь остался он жить, но безрадостными были его дни, оплакивал он фениев...

«Святой Патрик задавал ему всякого рода вопросы о прежних временах фениев Эрина. Осийн рассказывал ему о своем отце, о себе самом, о своем сыне Оскаре, Конане Маоле и обо всех героях фианы» (Curtin J. Myths and Folk-Lore of Ireland). Из рассказов Осийна Патрику и сложилась та традиция, которую называют циклом Оссиана или циклом Финна.

Патрик: Финн, вождь фениев, обречен на муки, потому что думал только о школах бардов да о своих гончих и не воздавал должное Господу Богу. Он брал только то, что было на берегу реки или на лесном склоне крутой горы. Не верил он, и за это теперь в аду.
Осийн: Я расскажу тебе о Финне. Пятнадцать нас было, когда одолели мы короля Британии. Одолели мы его, потому что были сильными и копья наши били без промаха. А Финн был лучшим из нас. О его справедливом суде повсюду шла молва. Если бы пришли к нему его враг и его сын, то и тогда не изменил бы он себе. О его щедрости повсюду шла молва. Никогда не отказывал он никому. Никогда не обещал он вечером, чего не мог исполнить утром, и утром не обещал ничего такого, что не мог бы исполнить вечером. Проси, Патрик, своего Небесного бога о фениях и Финне, нет и не было равных ему на земле.
Патрик: Не буду я просить Бога о Финне... ничего не нашел он лучше, чем охотиться дни напролет в долинах. Жизнь твоя на исходе, так выкинь из головы глупые мысли, старик.
Осийн: Неправильно ты говоришь. Не мясо и вино, а справедливость и дружба царили на наших пирах. Сладким было это вино, и все его пили. Не прятали мы руки в битвах, и не отказывали просящему в помощи.
Ты сам говоришь, что щедрому мужу не место в аду страданий, но среди фениев не было не щедрых. Крепко держали свое слово фении. Мы жили с честными сердцами и сильными руками и не бросали слов на ветер. Никогда не отрекусь я от фениев, от моих щедрых братьев.

..Я отложила книгу и задумалась. Интересно, а если бы Оссиан пришел в наше время? Да и когда он приходил — «то ли сотни лет прошли, то ли тысячи»... Что такого увидел он в новом времени, от чего его сердце наполнилось горечью и болью, и что такого было у него, по чему так тосковало сердце и от чего не соглашалось отказаться? А еще я немного позавидовала — этой силе и любви, и тоске по чему-то важному в жизни, что у них было.

Будущее глазами кельтов... Не очень-то радостным предсказывали они его. Есть древняя сага «Разговор двух мудрецов», где великий поэт, филид предсказывает так:

...Страшное время наступит: Много будет вождей, доблести мало, добрый суд позабудут живые. Суемудрием и ложью обернется всякое ремесло, и пожелает каждый превзойти своего учителя, пожелает младший сидеть тогда, когда стоит старший... не постыдится земледелец есть, затворив свой дом перед искусным человеком, что продает свою честь и дух за платье и пищу... зависть овладеет всяким, так что продаст он свою честь и душу за крупицу...

Стало как-то не по себе. То ли тогда это было, то ли сейчас. Воистину, для мифов времени не существует. А что же дальше? Разве теперь уже можно это изменить? Вряд ли. Потом подумалось: но ведь великие мудрецы, друиды, знали к чему придет человечество. Однако от их мифов, музыки, культуры не веет ощущением безысходности, конца, безнадежности — а значит, они знали что-то такое, чего не знаем мы, что давало смысл всему и надежду. Не зря так притягивает к себе эта культура, несмотря на тысячелетия, разделяющие нас.

И я подумала, что, может быть, стоит поискать какие-нибудь подсказки в мифах, легендах, священных символах этого загадочного, в чем-то волшебного народа. В легендах говорится, что Оссиан вернулся, пережив в стране Юных свои времена, чтобы рассказать потомкам древние саги, а мудрые барды сохранили их для нас...

***

В те времена фениев в Ирландии было семижды двадцать и десять вождей, и у каждого из них под началом было по трижды девять воинов. Все они были связаны между собой словом и клятвой. Не было места среди них вражде и соперничеству. Никто не добывал славы лично для себя...

Братство фениев, священные отряды. Они охраняли границы Ирландии от врагов. Фении были из тех, для кого границы Иного мира были открыты, и берегли они остров от любой тьмы. В их жизни чередовались дни великих битв против объединенных полчищ и моменты отдыха в лесах и священных рощах. Еще они были охотниками, но даже охота у них была особая, потому что часто в облике вепря, или птицы, или оленя скрывались колдуны и враждебные силы. Фении Ирландии помогали сидам в их битвах, «и дружили с детьми богини Дану не меньше, чем дружили с людьми, жившими на земле». Их отряды стерегли не только физические границы Ирландии, а границы двух миров — мира земного и мира Иного — для людей, и потому, наверное, их называли священными отрядами.

От праздника Бельтайна до Самайна жили они в лесах и на глухих болотах, и места их огромных лагерных кострищ долгие века сохраняли название «очаги фианов». Легенда рассказывает, что когда-то два сына великого короля Ирландии поделили между собой наследство, и один взял все сокровища, богатства, крепости и скот, а другому были дороже утесы и холмы, устья рек и обрывы, моря и священные рощи. Он стал фением. Эта любовь роднила фениев с сидами, которые тоже жили на окраинах обжитой, обустроенной земли, в холмах и под озерами.

А с Самайна по Бельтайн квартировали они в домах у ирландцев, которые их очень почитали. Но опасности их подстерегали немалые, нечасто им приходилось отдыхать.

Стать членом этих отрядов было нелегко. Много различных испытаний проходили они. Ни одного не принимали в воинство фениев, кто хоть раз задел головой ветку над головой, когда бежал через лес, у кого под ногой хоть раз хрустнул сухой сук. Не принимали и того, кто одними лишь ногтями, не сбавляя скорости бега, не мог извлечь колючку из своей ноги. Ни одного не принимали в воинство фениев, пока не сложит он 12 стихов. Но главным было то, что, вступая в это воинство, фении давали клятву, которую выполняли всю жизнь.

«Ни один не мог быть принят в воинство фениев до тех пор, пока все его родичи не поручатся, что никто из них не станет мстить за него, если он будет убит. Но если кто-нибудь из фениев нанес кому-либо ущерб, в ответе за это было все воинство. Они не смели силой уводить скот, не смели никому отказать ни в корове, ни в сокровищах. Ни один из фениев не должен был обращаться в бегство, если число его противников не превышало девяти». Они клялись не оскорблять женщин и жениться только по любви, а не ради приданого. В легендах сохранились слова Финна, обращенные к молодому фению, который вступил в ряды братства, «но не торопился выказывать свою силу и храбрость, к тому же бил слуг и собак».

«Если хочешь стать великим героем, не показывай зря свою силу в доме мужей, побереги ее для битвы. Не бей без причины собаку. Не калечь дурака в бою, потому что не ведает, что творит. Не ищи изъянов в тех, кто выше тебя. Не торопись ссориться. Не будь грубым с простым людом. Но и не кланяйся всем подряд. Не угрожай и не клянись зря, иначе позор падет на твою голову. Никогда не покидай своего господина и ни за какие сокровища на земле не бросай того, кому обещал защиту. Не говори господину плохое о других, так не поступает настоящий воин. Не пересказывай слухи, это не мужское дело. Не говори много. Не торопись искать в других дурное. Будь храбрым, не восстанавливай против себя своих товарищей. Не ищи дурное у стариков. Не мешай простым людям заниматься своим делом. Не отказывай никому в куске мяса. Не скупись. Не береги свои руки, пока не кончится сражение. Не упускай счастье в бою. Не скупись на ласку после боя».

Много раз силы хаоса пытались разрушить этот мир, но каждый раз на их пути, на тропах, ведущих к людям, стояли священные отряды. На место павшего тут же вставал другой, и сыновья бились рядом с отцами. Так продолжалось день за днем, неделя за неделей, и много было потерь.

Из всех битв, в которых бились фении, охраняя Ирландию от чужеземцев, самой великой была битва на Белом берегу, в Мунстере. Собрались под предводительством Короля всех земель десятки вождей со своими воинами, земные и сверхъестественные — собакоголовые, кошачеголовые. До конца бились воины, не сделали ни шагу назад, пока не полегли до последнего. Так и лежали они, нога к ноге, лицо к лицу. Ни видно было ни травинки, ни песчинки вокруг. А король Доллар Дурба все похвалялся и вызывал на бой сто фениев. Тогда сын короля Улада одним прыжком оказался против Долара Дурбы, и при виде него рассмеялись чужеземцы на кораблях, решив, что у фениев не осталось больше мужей и пришел им конец, если пускают мальчишку против героя. Только рассвирепел от насмешек сын короля и храбро пошел на воина. Долго они бились, а когда от мечей остались одни обломки, стали биться на кулаках, пока не покрыла их волна. Великая печаль сошла на оба воинства. Когда утром море отступило, обоих героев нашли не разжавшими смертельного объятья, разве лишь Доллар Дурба лежал внизу, а сын короля наверху. Так все узнали, что он одолел чужеземца.

Затрепетали леса, оплакивая героев, и ветер заплакал, прославляя невиданные подвиги, и псы, и вороны, и волки лесные закричали, воодушевляя воинов.

Победой фениев закончилась великая битва на Белом берегу, которая продолжалась тысячу и один день. С тех пор стали они еще пуще беречь Ирландию от фоморов и прочих врагов, желавших завладеть ею.

Шли годы, а может быть, века. Мир, который они хранили, изменился, люди стали забывать о священных границах. Битвы продолжались, тьма меняла обличья и все росла, и все больше были в боях потери фениев. Но мало кто теперь вступал в их братство, и с каждым днем все меньше становились их отряды. Горько оплакивали они погибших товарищей, но еще горше было фениям от того, что предвидели они близкий конец своего воинства.

«Один раз трижды девять фениев с запада явились в Тару. Никто не обращал на них внимания, и никто не заговаривал с ними. Опечалились фении, легли на склоне горы в Таре, прижались губами к земле и умерли...»

***

...Мы так любили эти рощи, мы бы не дали их вырубить...

...Не могли мы заснуть, не слыша криков птиц в поднебесье, ворчания вереска в Круахане, свиста орла в Победной долине, шума волны, бьющейся о берег...

...Мы так любили друг друга... Были бы живы Фаолан и Голл, рыжеволосый Диармайд и храбрый Осгар, ни бог, ни дьяволы не удержали бы Финна, вождя доблестных фениев, в своей власти... Мы бы спасли Финна или сами остались в том доме...

...Жалобно плачут, о, жалобно плачут прибрежные волны, к ним ушел мой Гаэл, ушел к ним. Никого не любить мне отныне. Не стыдно мне умереть от горя, если олень умирает вслед за оленихой...

«Всякий восстанет на ближнего, и предаст брат брата, всякий поднимет руку на друга за питьем и едой, так что не будет между ними ни клятвы, ни духа, ни чести. Музыка достанется простонародью, станет всякая любовь прелюбодеянием. Скупость, негостеприимство и нужда завладеют людьми, померкнут их песни. Исчезнет тропа каждого. Великое искусство в рукоделии достанется шутам, так что станут получать все бесцветное платье. Люди станут служить людям, а не богам. Явится много ужасных болезней. Зима зеленая, лето мрачное, осень без урожая, весна без цветов».

***

Я снова открыла легенду об Оссиане. Он был вынужден остаться в этом будущем, и нерадостным оно оказалось. Вспомнились его слова, сказанные с горечью святому Патрику: «Много мне должен твой Бог за то, что живу я в убожестве, без одежды, без музыки, без песен; за то, что не слышу я клича рога, что не стерегу границы у моря, что нет со мной Финна и фениев». Наверное, почти каждый из нас мог бы сказать подобное, обращаясь и к нашему настоящему, — многого лишило меня наше время, о чем тоскует мое сердце. Но ведь, как говорил Толкин, мы не выбираем времена, мы можем лишь решать, как жить в те времена, которые выбрали нас. Оссиан знал, что потерял, мы — пока нет, мы лишь это предчувствуем, мучительно ища ответы на свои вопросы. Господи, как хотелось бы, подобно Каю, вынуть ледышку из сердца — и увидеть мир таким, какой он есть на самом деле, и заново полюбить его, и снова увидеть путь к Туле. Ведь мир-то не изменился — изменились мы. Помните, как у того же Толкина: «В этом уютном закоулке хоббиты наладили жизнь по-своему, не обращая внимания на всякие безобразия за рубежами их земель, и привыкли считать, что покой и довольство — обыденная судьба обитателей Средиземья, а иначе и быть не должно. Но если они и отгородились от мира, то мир-то от них не отгораживался...»

А будущее... Мудрые друиды не оставили нам его описания — оно наше. Но они оставили нам Оссиана — по легендам, он вернулся, переждав свое время в стране Вечной Юности, к своим потомкам, чтобы передать нам древние мифы и легенды о фениях и о Финне. А в них рассказывается, что фении не умерли, а лишь спят до поры до времени. А как их разбудить, и где они спят — где-то далеко в пещере или в нас самих, — на этот вопрос каждому предстоит ответить самому. Погрузившись в эту культуру, я убедилась, что в ней есть ответы. И если по-настоящему искать, то что-то настоящее может вернуться в нашу жизнь вновь — и фении, и Оссиан, а если немножко повезет, то и священный остров Ультима Тула.

Толкин и кельтская традиция

Мать будущего писателя, Мэйбл Толкин, еще в раннем детстве приохотила Рональда к изучению языков. В 16 лет он хорошо знал латынь и греческий, французский и немецкий, но подлинным открытием для него стали готский, древнеанглийский и древнеисландский. Как пишут о нем его биографы, он не столько изучал эти языки с точки зрения грамматики, сколько «вникал в них и проникался ими», воспринимая тексты скорее как нотные записи.

Постепенно за этой глубокой «одержимостью» языками, заставлявшей его все глубже погружаться в мир древних легенд и саг, понемногу стала вырисовываться мечта: различить за ними, между строк, общую «музыку», связующее мифологическое целое, а затем попытаться воссоздать его нынешними словами, для нынешнего времени. Толкин считал, что древние саги и мифы содержат вещи очень важные для каждого человека, и нужно, чтобы эти глубокие истины не ушли с веками: «Зачем собирать новый мусор — листья с Древа сказок, устилающих землю в Лесу Дней. Ведь все стадии развития листьев, начиная с почки, и все возможные изменения их цвета с весны до осени давным-давно людям известны! Но на самом деле это не так. Семя дерева можно пересадить почти в любую почву, даже в такую продымленную, как в Англии. Весна не становится менее прекрасной оттого, что мы слыхали о других веснах. Сходные явления никогда, от сотворения мира до его конца, не станут одним и тем же явлением. Каждый лист дуба, ясеня или терновника — уникальное воплощение заданного образца. И кое-кто именно в этом году впервые заметит это и поймет — хотя до него бесчисленные поколения людей видели, как на дубах весной распускаются листья» («О волшебных сказках»).

Мечтой Толкина стало слить в «одно широкое и ясное лазорье» виденье мира, присущее кельтскому, англосаксонскому, исландскому, финскому эпосам. Показать присущее древним традициям ощущение целостности мира, его законов, его движения и пути человека в нем. Старые саги и легенды могут помочь человеку разобраться с самим собой, по-другому посмотреть на мир, в котором он живет, на смысл своей жизни, и заново отправиться в путь.

«Такие сказки и мифы производят всеобъемлющее не поддающееся анализу воздействие, совершенно не зависящее от находок фольклористики, и наука эта не может его ни испортить, ни объяснить. Эти сказки открывают дверь в Другое Время, и, переступив порог хотя бы на мгновение, мы оказываемся вне нашей Эпохи, а может, и вне времени вообще» («О волшебных сказках»).

В книгах Толкина можно найти очень много параллелей со сказаниями кельтов, их образами, их героями, их видением мира и жизни. Складывается ощущение, что он действительно переложил для своего поколения то, что было заложено в древних мифах, и часто кельтские сказания могут быть буквально подхвачены и продолжены, приближены к нам образами и идеями его книг.

Так, довольно ясно просматривается параллель сиды (жители холмов) — эльфы («дивный народ», «древние — а притом совсем юные», «веселые и вроде бы печальные — поди-ка разберись»). Арагорн и другие «бродяжники» очень похожи на фениев: «Нас, дунаданцев, осталось немного, нам постоянно приходится странствовать, потому что мы, как пограничные стражи, неутомимо выискиваем прислужников врага, которые рыщут по бескрайнему Глухоманью, а иногда пробираются и в населенные пункты. <...> ...В мире много сил, помимо организованного вражьего воинства, которым приходится давать отпор. Вы защищаете СВОИ границы, прикрывая соседей от армии Моргула, и ни о чем, кроме собственных границ, не заботитесь, а мы — стражи пограничного Глухоманья — боремся со всеми Темными Силами. Не Вражье воинство — безымянный Страх разогнал бы жителей севера и запада, если бы арнорцы не скитались по дикому Глухманью, без отдыха сражаясь с Темными силами. Скажи, кто чувствовал бы себя спокойно — даже за стенами своего жилища, в самых отдаленных и мирных странах, — если бы призрачные подданные Мордора беспрепятственно проникали в западные земли? Кто отважился бы пуститься в путь? Но когда из черных лесных чащоб, из трясинных болот выползают темные союзники Мордора, их неизменно встречают арнорцы, и они отступают за Изгарные горы».

Есть и другие соответствия, и среди героев, и в идеях, и в языке. Но важнее другое: «Возобновление и обострение ясного видения мира — это способность видеть вещи так, как нам было предопределено их видеть, то есть как вещи, существующие независимо от нас. Нам в любом случае нужно вымыть окна, чтобы ясно разглядеть все, что вокруг нас, освободить его от тусклой пелены банальности или изведанности — избавить все это от наших собственнических притязаний».

«...В чем можно быть уверенным среди стольких чудес! Весь мир меняется. Эльф бродит под руку с гномом, люди гостят у Владычицы Золотого леса и остаются в живых, а меч, сломанный в прадедовские времена, снова в бою. Как быть теперь человеку? Как поступать?
— Как и всегда, — твердо ответил Арагорн. — Добро и зло все те же. И эльфы, и гномы судят о них одинаково. И в золотом лесу человек различает их так же, как в отчем доме...»




Обсудить статью на форуме «Новый Акрополь»