Место это не поражает красотой и роскошью своих кварталов. Слава этого скромного московского уголка в другом: рядом с шумной, энергичной Москвой жители Алексеевской и Рогожской слобод в большинстве своем старообрядцы из поколения в поколение хранили старинный, заповеданный еще средневековой Русью уклад жизни.
Еще царь Борис Годунов поселил здесь ямщиков для «ямской гоньбы» в село Рогожу (г. Ногинск), и образовалась Рогожская ямская слобода, а позже Рогожская застава при въезде в город.
В страшный для Москвы 1771 г. от чумы умирали целыми улицами, а дома и вещи больных и умерших сжигались, за исключением икон, книг и рукописей. В черте города хоронить запрещалось, открывались кладбища за валами. На отведенном старообрядцам месте за Рогожской заставой образовалось Рогожское кладбище. Позже там были выстроены храмы, богаделенный дом, лечебница, приюты, училища, вырос целый поселок.
Со временем Рогожская община стала богатой и влиятельной. Старообрядцы не пили, не курили, не проматывали состояния, были честны, расчетливы и осторожны в своих сделках и поэтому постепенно накопили немалые капиталы. Рогожское кладбище стало центром российского старообрядчества, где в библиотеке и архиве хранилось уникальное собрание древних рукописей и старопечатных книг, а в храмах иконы XIVXVII вв.
Уроженец этих мест П.И. Богатырев писал в XIX веке: «Знаменитая Таганка это какой-то синоним отсталости, заскорузлости, непроходимой умственной глуши. Таганская купчиха это что-то дикое, несуразное. Но едва ли были правы те, кто так смотрел на Таганку. Народ кругом жил богатый, видавший виды, водивший торговлю с иноземцами и перенимавший у них внешнюю образованность. Над Таганкой смеялись и в комедиях, и в юмористических журналах, и даже в песенках. А в Таганке жили-поживали да денежки наживали и втихомолку посмеивались над своими надсмешниками».
От Таганки мы и начнем свой путь, направляясь к площади Рогожской заставы через Алексеевскую слободу, по ее главной улице Большой Алексеевской (Б. Коммунистической). На этой исстари спокойной, типично купеческой улице жила аристократия московской старообрядческой общины. Первые дома (№ 1, 2, 3 и 5) возле шумной торговой Таганской площади довольно скромные, со сдержанным декором. В каждом доме широкий проезд для лошади в просторный двор с конюшнями, складами и амбарами.
Дальше, в более тихой и респектабельной части улицы, идут дома именитых владельцев.
Дом № 9, с решеткой, с веселыми подбоченившимися путти ангелочками и вензелем «АП» на фронтоне, принадлежал почетному гражданину Алексею Полежаеву. Потом он перешел к Павлу Васильевичу Зубову, из старого купеческого рода, собравшему лучшую в мире коллекцию мусульманских и сасанидских монет (которую он передал в Исторический музей) и лучшую в России библиотеку по востоковедению, а его прекрасную домашнюю коллекцию музыкальных инструментов украшали скрипки Амати и Страдивари. В этом гостеприимном доме собиралась вечерами научная и артистическая элита Москвы.
В этом месте от Большой Алексеевской отходит Малая, и на углу двух улиц возвышается величественный храм св. Мартина Исповедника, которому здесь кажется тесновато. Храм построен на средства еще одного городского головы, московского купца 1-й гильдии В.Я. Жигарева по проекту Родиона Казакова.
Великолепный классический особняк А.А. Морозова (д. № 27) пережил века, хоть и не в самом лучшем состоянии, и стиснут сейчас более поздними и высокими домами. Чуть дальше родовое гнездо золотоканительных фабрикантов Алексеевых, богатство которых вошло в поговорку, а сам Алексеев, большой оригинал, в юмористических журналах того времени фигурировал под именем Петра Рогожского. В этом доме родился его внук будущий реформатор театра К.С. Станиславский (д. № 29). Напротив прелестное «воздушное» розовое здание в стиле модерн (д. № 36).
Большая Алексеевская выводит нас на Андроньевскую площадь с храмом Сергия Радонежского. Дальше, за храмом, стоит Андроников монастырь (здесь был иноком Андрей Рублев, здесь он похоронен).
Путь наш лежит дальше, по главной улице Рогожской слободы Тележной (ныне Школьной). П.И. Богатырев писал, что вся улица сплошь состояла из постоялых дворов и была уставлена продающимися телегами, тарантасами, кибитками и всем, что было нужно ездившим по дорогам. Здесь, как на большой ярмарке, с раннего утра толпился народ. Для проезда оставалась только середина этой широкой улицы. Движение, гул, звенящие бубенцы троек все это ее очень оживляло и резко отличало от всех других московских улиц.
Жизнь в слободе шла по раз и навсегда заведенному порядку, и за нарушение его грозила беда будь ты хоть сам хозяин дома. В «театры бесовские» здесь не ходили, книг мирских не читали. За окошками, сплошь уставленными геранью, настурцией и резедой, сидели за пяльцами девушки. По субботам и перед большими праздниками тянулось торжественное шествие в баню с узлами, со своими медными тазами, «а то грех из никонианских мыться».
Удивительно успокаивается душа на этой улице, славной и милой, хоть и покрашены дома сейчас немного театрально (здесь будет музей быта московских ямщиков). Но вот и она кончается, выводя нас на площадь Рогожской заставы. До сих пор на верстовом столбе, установленном в 1783 г., можно прочесть надпись: «От Москвы 2 версты». Отсюда шла знаменитая Владимирка и важнейшая торговая трасса, и «дорога плача»: около заставы был этап, где останавливались для отдыха и переклички идущие в Сибирь арестанты. Рогожские обитатели с детства видели эту картину и жертвовали каторжным кто чем мог.
Вот и закончилось наше путешествие. Жаль расставаться с этими домами, с этими людьми, которые по-своему чувствовали историю. «Обновление в Древней Руси это движение не только вперед, но и вспять, постоянная оглядка на идеал, который находится в вечности» (А. Панченко).