Приближается 28 сентября 2005 года, когда культурная общественность России отметит 105-летие ныне живущего старейшего художника страны Бориса Ефимовича Ефимова — Народного художника СССР, лауреата Государственных премий, Героя Социалистического труда СССР, одного из ярчайших представителей печатной социальной и политической сатиры. С его замечательным творчеством были знакомы многие поколения советских людей. Сегодня же, и особенно молодежи, это имя мало известно.
Несмотря на почтенный возраст Борис Ефимович обладает поразительной памятью — он поделился с нами своими воспоминаниями, впечатлениями и наблюдениями о минувшем веке, о ярких, героических и драматических событиях, наложивших отпечаток и на его судьбу.
Борис Ефимович, вас называют ровесником XX века. Это метафорическое определение. Но хронологически оно, кажется, неточно?
Да. Я старше, поскольку родился в позапрошлом, девятнадцатом веке и прожил в нем целых три месяца.
Для каждого человека «точка отсчета» — раннее детство. Что помните вы о нем?
Город моего рождения — красавец Киев, овеянный славой «матери городов русских». Молодость моего отца прошла на Кавказе среди малочисленной народности — татов. А в Киеве он встретил красивую дивчину с Черниговщины. В нашей семье было двое детей: мой брат Михаил, ставший впоследствии известным советским журналистом 20–30-х годов, подписывавшийся псевдонимом «М. Кольцов», был немного старше меня. Может показаться неправдоподобным, но я помню себя с двух лет.
А когда у вас появились тяга и способности к рисованию?
Рисовать я начал рано — с пяти-шести лет, и художественное творчество мое имело своеобразный характер. Мне было неинтересно рисовать с натуры. Я не любил изображать домики, деревья, кошек и собак. На бумаге возникали фигуры и персонажи, рожденные моей фантазией, а ее питали впечатления о прочитанных книгах, обрывки разговоров взрослых на различные темы, затейливые рассказы брата. Со временем в толстой тетради появились портреты Гарибальди, Дмитрия Донского и... Бога в образе бородатого мужчины в камилавке. Но самое поразительное было то, что учитель рисования по прозвищу Гришка часто ставил мне двойки. Он никак не мог подавить во мне отвращение к скучнейшему перерисовыванию кувшинов и яблок, которые выставлял на уроках рисования.
Борис Ефимович, карикатура — особый жанр живописи. Случайно ли вы обратились к нему?
Думаю, что закономерно. К третьему-четвертому классам за мной уже закрепилась репутация карикатуриста. Я делал рисунки для рукописного школьного журнала, редактором которого стал брат Миша. Он был живой и смелый мальчик с богатой фантазией, неистощимый выдумщик и охотник до всяких затей. Он оказывал на меня благотворное влияние всю свою жизнь.
А когда ваши сатирические зарисовки сделались достоянием зрителей-читателей?
С 1915 года я жил самостоятельно в Харькове. Уже шла Первая мировая война. Я часто просматривал в библиотеке журнал «Новый Сатирикон», знакомство с которым подтолкнуло меня вернуться к рисованию карикатур. Я нарисовал несколько шаржей на популярных тогда депутатов Государственной думы — Милюкова, Гучкова, на председателя Думы Родзянко. Эти сатирические шаржи я отослал в Петроград брату, который успешно начал выступать как молодой автор в журнале «Путь студенчества». А вскоре в другом издании, в «Солнце России», благодаря Михаилу поместили мою первую карикатуру.
С 1915 года вашей сатирической премьеры пролетело без малого девять десятилетий. С какими печатными изданиями была связана ваша творческая жизнь?
Мне довелось создавать свои карикатуры, образно говоря, «в трех цветах времени»: до революции 1917 года, в годы советской власти и на пороге новых перемен, связанных с крушением Советского Союза.
До революции я отдавал свои рисунки в немногочисленные издания, такие как упомянутые «Новый Сатирикон», «Солнце России». Затем году в восемнадцатом опубликовал свой дружеский шарж на поэта Александра Блока в журнале «Куранты». А летом 1919 года брат, работавший фельетонистом и корреспондентом газеты «Красная Армия», уговорил меня нарисовать карикатуру для газеты. Я выбрал мишенью генерала Деникина, прижатого красноармейскими штыками и взывавшего к Антанте за помощью. Вообще после Октябрьской революции я стал активно работать в политической сатире. Она оказалась наиболее востребованной вождями большевистской партии.
Так уж сложились наши судьбы — моя и брата, что он стал одним из популярнейших публицистов 30-х годов Страны Советов, а я, скажу без ложной скромности, известным художником политической сатиры.
Я храню о брате самую благодарную память. Мой друг Зураб Церетели, президент Академии художеств, замечательный скульптор и художник, в 2003 году преподнес мне очень трогательный подарок. Он изваял две скульптуры и установил их рядышком в одном из залов академии. Одна изображает моего родного брата Михаила Кольцова — молодым, полным жизненных сил. В другой удачно схвачен мой образ — человека на склоне лет. Я держу в левой руке бронзовый букет цветов, с правой свисает листок, на котором, помнится, написано: «Мои года — мое богатство». Не знаю, каким таинственным силам обязан я своему долголетию. Ведь годы жизни брата присоединены к моим, а он ушел из жизни в 40 лет как жертва репрессий 30-х годов.
Удивительно, что власти пощадили вас после ареста брата как врага народа. Что, по вашему мнению, уберегло вас от ГУЛАГа?
Убежден, что своим спасением я был обязан лично самому «вождю всех народов» — Иосифу Сталину.
Но ведь в стране тогда работало немало ярких художников в жанре политической и социальной карикатуры!
Расскажу вам такой случай. В 1924 году я сделал удачный дружеский шарж на Сталина. Его хотели опубликовать в журнале «Прожектор», выходившем как приложение к газете «Правда». Курировала издание сестра Ленина — Мария Ильинична Ульянова. Она ознакомилась с рисунком и сказала: «У Сталина тут какая-то лисья рожа. Отдайте шарж зав. секретариатом Сталина Товстухе». А тот наложил резолюцию: «Не печатать!»
Казалось, этот незначительный эпизод мог отложиться в злопамятном сознании вождя. Но вот что удивительно! После ареста в декабре 1938 года Михаила я готовился к неизбежному этапированию в тюрьму вслед за ним как брат врага народа. Позже мне стало известно, что на подготовленном на меня в НКВД деле «Хозяин», как звали Сталина люди из его ближнего окружения, наложил резолюцию: «Нэ трогать!»
И вам по-прежнему дозволялось работать в советских изданиях?
Ничего подобного! От меня отшатнулись многие мои приятели, а издатели газет и журналов прекратили давать мне заказы на карикатуры.
Как долго продолжался этот бойкот?
До 1940 года. Только благодаря поддержке истинных друзей, таких как И.С. Зильберштейн, я получал какую-то работу. Занимался оформительской деятельностью, подписываясь чужой фамилией под всякими рисунками и плакатиками, разрисовывал детские кубики. Но обо мне вспомнил сам «Хозяин». А было так. В марте 40-го года мне позвонили из редакции газеты «Труд» с предложением снова начать работать там. Я с готовностью принял это предложение. А «Труд» был фактически органом Народного комиссариата по иностранным делам, руководимым соратником вождя В.М. Молотовым. Я стал давать карикатуры, но подписывался инициалами «ВБ». Когда меня спрашивали, что сие значит, я отвечал — «Временно Борисов». Но однажды на собрание сотрудников газеты пришел Молотов. Перелистывая подшивку газеты, делая те или иные замечания, он задал редактору неожиданный вопрос: «А кто рисует эти карикатуры? Не Ефимов ли?» Редактор перепугался, но назвал мою фамилию. «А почему же не подписывается? Между прочим, это заметил товарищ Сталин. Он сказал: ЧЕсли причина в том, что его брат наказан за свои деяния, то это какой-то биологический подход к вопросу!“». После этого я смело стал подписывать свои карикатуры привычным факсимиле «Бор. Ефимов».
Значит, покровительство вождя обеспечило вам статус «персоны грата»! Вам не доводилось встречаться со Сталиным лично?
Личных встреч не было, но его, если так можно выразиться, заинтересованное участие ко мне как художнику я почувствовал. Расскажу об одном случае.
В один из весенних дней 1947 года мне позвонил тогдашний главный редактор «Известий» Л.Ф. Ильичев. «Вам надо, Ефимов, завтра к 10 часам утра быть в ЦК Партии. Там будет проходить дискуссия по книгам Г. Александрова о западно-европейской философии». Я удивился, так как не имел отношения к подобной дискуссии, но поехал в ЦК. А там меня приметили и прямехонько направили в кабинет к А.А. Жданову — члену Политбюро, главному тогда идеологу партии. Он мне сразу задал такой вопрос: «Вы читали в газетах сообщение о военном проникновении американцев в Арктику под предлогом имеющейся якобы там Чрусской опасности“? Товарищ Сталин сказал, что это дело надо бить смехом. Товарищ Сталин вспомнил о вас и просил вас нарисовать карикатуру на эту тему — высмеять генерала Эйзенхауера с его войском». Я спросил, когда надо подготовить рисунок. «Ну, мы вас не торопим, но и затягивать не стоит», — ответил Жданов.
Я приехал домой и решил, что за пару-тройку дней закончу работу. На следующий день утром я сделал эскиз и до обеда решил отдохнуть. И вдруг зазвонил телефон. «Это товарищ Ефимов? Ждите у телефона. С вами будет говорить товарищ Сталин!» Я невольно вытянулся по струнке перед трубкой. «С вами вчера говорил товарищ Жданов об одной сатире? Понимаете, о чем я говорю?» — «Понимаю, товарищ Сталин». — «Вы там изображаете одну персону. Вы понимаете о, ком я говорю?» — «Понимаю, товарищ Сталин». — «Личность эта должна быть вооружена до зубов. Понятно? Когда мы можем получить эту штуку?» — «Товарищ Сталин, мне товарищ Жданов говорил, чтобы я не торо...» Сталин прервал меня: «Мы хотим получить рисунок сегодня. К шести часам».
Я взглянул на часы. Мне предстояло за два с половиной часа выполнить работу целого дня! И я, представляете, успел нарисовать карикатуру вовремя, хотя в голове проносились мрачные мысли о возможности наказания ведомством НКВД, если я не выполню заказ вождя в срок.
Характер вашего жанра, несомненно, вынуждает вас быть в гуще событий, встречаться со множеством людей, зорко следить за внутренней и зарубежной жизнью. Многое ли сохранила ваша память из увиденного и пережитого?
Благодаря немногочисленным оставшимся в живых моим друзьям, родным и, пожалуй главное, под настойчивым напором моего любимого внука от второго брака — Виктора Александровича и его очаровательной жены — моей бессменной помощницы Верочки Анатольевны, бывшей актрисы театра имени Пушкина, которую я тоже считаю своей внучкой, я в 2000 году в издательстве «Вагриус» выпустил книгу своих воспоминаний «Десять десятилетий» — о том, что видел, пережил, запомнил. За мою долгую жизнь мне довелось видеть много разных стран на различных меридианах и параллелях нашей планеты. В своей книге я описываю встречи со многими знаменитостями XX столетия. На одних я рисовал дружеские шаржи — как, например, на В. Маяковского, М. Горького, А. Блока, Л. Троцкого, Ф. Дзержинского; другие стали объектами язвительной, уничтожающей сатиры, как Адольф Гитлер. Я увидел его в Германии в сентябре 1933 года, и он, как и его фашистская клика, стал ключевым персонажем моих военных карикатур. Недаром фюрер угрожал повесить меня, Кукрыниксов и знаменитого диктора всесоюзного радио Юрия Левитана в случае захвата Москвы.
Борис Ефимович, в наше непростое время, при обилии изданий периодической печати, возросла ли роль, по вашему мнению, печатной сатиры? Ведь поводов для появления ее в СМИ более чем достаточно!
К сожалению, я отошел от участия в любимом жанре карикатуры. И дело не только в моем солидном возрасте: рука еще держит карандаш и кисть. Но на гласность, пришедшую к нам с Перестройкой, постепенно перестали обращать внимание власть имущие. Пренебрежение в последние годы законами новой России, широко распространенная коррумпированность чиновников всех рангов, которых правоохранительным органам уже очень трудно контролировать, как в минувшие времена советского строя, безучастие к любой, даже самой жесткой критике СМИ лишают карикатуру некогда присущей ей воспитательно-осуждающей силы.
Но вы, как известно, по натуре подвижный, деятельный человек, ценящий жизненные впечатления. Неужели вы поддались затворничеству?
Я никогда не отойду от живой, общественной работы. Вот уже более 70 лет я принимаю активное участие в работе Правления Центрального дома работников искусств. Сколько яркого, интересного связано у меня лично с этим творческим домом — пристанищем прекрасных артистов театра, кино, эстрады, цирка, вообще талантливых людей, связанных с музыкой и другими видами искусства. Какие замечательные вечера устраиваются здесь!
Я люблю посещать вернисажи. В выставочных залах Москвы устраиваются экспозиции моих рисунков. Так, в зале «Тушино» несколько лет назад проходила моя выставка «Сатирическая летопись века», на которой демонстрировалось около 350 моих карикатур.
По инициативе Зураба Константиновича Церетели я продолжаю заниматься подготовкой материалов для создания отделения в Академии художеств — а возможно, это будет музей — «Искусство карикатуры».
Я уверовал в мудрость латинской поговорки: «Путь искусства долог, хотя жизнь коротка».
Напрашивается и такой вопрос. При скоротечности жизни каждому важно осознать ее смысл, свое предназначение во благо самого себя и отечества. Есть ли у вас жизненный девиз, который помогает преодолевать трудности Бытия?
В юности я прочитал и полюбил приключенческий роман Александра Дюма «Граф Монте-Кристо». Книга во многом поучительна, ибо рассказывает о сильном, честном и стойком человеке. Но самые замечательные — заключительные слова этого романа. Я лично считаю их самыми значительными в истории человечества. Вот они: ЖДАТЬ И НАДЕЯТЬСЯ!